Несчастная женская судьба на примере жизни известной сказительницы Марии Дмитриевны Кривополеновой
Мария Дмитриевна Кривополенова — одна из самых популярных сказительниц Русского севера, наряду с Аграфеной Крюковой. О Марии Дмитриевне известно не очень много, но ее судьба поражает тем, насколько несчастливой она была при общей видимой удачливости (сказительница прославилась на всю страну, но ей это мало помогло).
Кажется, судьба эта не была чем-то экстраординарным. Наоборот, она интересна тем, что была достаточно типичной.
Итак, родилась Мария 19 марта 1843 года в деревне Усть-Ежуга, Архангельской губернии (у реки Ежуга при впадении в реку Пинега). Отцом ее был государственный крестьянин Дмитрий Никифорович Кабалин, а матерью — Агафья Тимофеевна Кабалина.
Государственные крестьяне, казённые крестьяне — особое сословие крестьянства в России; в отличие от помещичьих крестьян, они считались лично свободными, хотя (до отмены крепостного права) и прикреплёнными к земле. Государственные крестьяне жили на государственных землях и платили подати в казну.
В метрической книге Чакольского прихода Пинежского уезда, по церкви святой великомученицы Екатерины есть упоминание о рождении Марии:
«Устьежугской государственной деревни Дмитрий Никифоров Кабалин и законная жена его Агафья Тимофеевна, оба православного вероисповедания: родилась дочь Мария 19 марта 1843 года…».
Сказы и былины Марии в детстве пел ее дед, Никифор Никитич Кабалин. С его голоса она и заучила старинные былины скоморошины. Текст она, судя по всему, никак не меняла, а пропевала, сохраняя все дословно, как запоминала «с давешних пор».
За маленький рост впоследствии Марию звали махонькой или махоней.
В 1867 году Мария Дмитриевна вышла замуж за крестьянина Кривополенова. Ей тогда было 24 года. Очевидно, затягивать уже было нельзя, чтобы не остаться старой девой, и судя по последующим событиям сложно предположить, что с мужем Мария сошлась по взаимной любви.
«…живет Марья с мужем бедно, очень бедно: они живут в низкой двухэтажной без крыши избе с одной маленькой комнатой в каждом этаже… Ездит на своей лошади собирать милостыню по деревням, но в своей деревне она не собирает» — воспоминания известного российского фольклориста Александра Дмитриевича Григорьева.
Видимо, в деревне было им не заработать, а жить милостыней — так себе вариант. Поэтому молодые супруги уехали в Вологодскую губернию на заработки. Не известно, что это было, но самыми очевидными вариантами для нищих крестьян на севере была работа на лесозаготовках и сплаве леса. Мария забеременела и в скором времени муж ее отправил домой, совершенно без денег.
Как писала Ольга Эрастовна Озаровская:
«Много страданий приняла Махонька за свой малый рост, надрывалась за работой, чтоб бессилием не укоряли; замуж выйти не надеялась. А вот взял же. Хоть бедна, бедна, а приданое себе справила: полны «яшшики окованные» самодельного да самотканного.
Муж от венца молодицу в Вологодскую губернию на заработки увез, а через год бросил без копейки. Надо домой за 700 верст пешком попадать с младенцем у груди… Пришла и сердце захолонуло: в доме оконницы вынуты, сундуки взломаны — злодей раньше поспел, все пропил. Дыра, а не дом.
Муж ее высокий, хмурый и нескладный, с годами становился все сумрачнее и лютее. Пропадал подолгу из дома и возвращался ни с чем. Не было его дома и когда заезжал в 1900 году известный русский фольклорист Григориев, который сообщал, что муж в это время «подрядился сплавить лес к деревне Усть-Пинеге, вследствие этого отсутствовал уже четыре недели, большую часть выговоренных 12 рублей проел в дороге, а остальные пропил и возвращался домой пешком».
Нужда скоро погнала Марью нищенствовать. Нищенствовала она до самой старости.
Жившая в деревне Турье Елизавета Клеоновна Третьякова вспоминала:
"Марья часто заночевывала в нашем доме, когда ходила собирать. Сироты много тогда ходило. А Марья приходила в нашу деревню редко. Не то что каждый день или каждую неделю. Ну да ведь и другие деревни были. Но она собирала только чтобы прокормиться. Старушка уже была. А сухарей не сушивала. Не задорилась.
Войдет на порог, такая маленькая, едва видно ее. Шуба на ей с моршшинами, потянута сверху портном (холстом) синим. Хошь бедна, но опрятна ходила. Обиходна.
— Ночевать не пустите, христа ради...
— Ночуй, Марья, ночуй...
— Дайте мне прялочку, дак попряду хоть сколько-нибудь.
Мы сидим прядем, и она прядет. Не от лени ходила просить.
Как и что она тут пела не помню. Про Кострюка-Демрюка пела, да еще про скомороха, но что пела, не помню теперь. А вот на свадьбы ее звали — подголосницей. Невеста сплачет, а она, значит, помогает ей плакать".
О детях Марии Кривополеновой мне ничего не известно, так что с большой долей вероятности ребенок ее умер.
Всю жизнь Мария зарабатывала на жизнь исключительно милостыней, а в благодарность, тем кто согласен слушать, пела былины и сказы. Так она и познакомилась с известной в то время фольклористкой и артисткой Ольгой Эрастовной Озаровской.
В 1915 году Ольга Эрастовна приехала в Архангельскую губернию для сбора нового материала для выступлений. С собой она взяла сына. Остановились они в деревне Великий Двор у подруги Прасковьи Олькиной. Утром женщины отправились по делам, а сын Ольги — Василько задержался в избе. На выходе он столкнулся с нищенкой, просящей милостыню. Пожалев её, он догнал мать и попросил у неё денег, чтобы подать старушке. Мать денег дала, старушка же, решив отблагодарить дарителей, спела им несколько былин, потрясших Озаровскую.
В этом же году Ольга Эрастовна вывезла Кривополенову в Москву на гастроли, где та с огромным успехом выступала вплоть по 1916 год. Однако, в связи с Революцией, интерес к Кривополеновой сошёл на нет и она была вынуждена вернуться, где продолжила собирать милостыню по окрестным деревням. По свидетельству Ф. А. Абрамова Мария просила по деревням милостыню до самого конца жизни, даже когда стала знаменитой на всю страну.
Вспомнили о ней в 1919 году, когда в Москве издан сборник былин, куда вошла старина Кривополеновой о Вавиле и скоморохах, а в январе 1921 года Российский Совнарком назначил Марии Дмитриевне пенсию и академический паёк как виднейшему деятелю русской культуры.
Несмотря на настойчивые предложения остаться в Москве, Кривополенова вернулась домой, где умерла 2 февраля 1924 году в деревне Веегоры. Похоронена в деревне Чакола.
Борис Шергин, лично знакомый с Марией Дмитриевной, так описал её кончину:
«Однажды отправилась она в дальнюю деревню. Возвращалась оттуда ночью. Снежные вихри сбивали с ног. Кто-то привел старуху на постоялый двор. Изба битком набита заезжим народом. Сказительницу узнали. Опростали местечко на лавке.
Сидя на лавке, прямая, спокойная, Кривополенова сказала:
— Дайте свечку. Сейчас запоет петух, и я отойду.
Сжимая в руках горящую свечку, Марья Дмитриевна сказала:
— Прости меня, вся земля русская…
В сенях громко прокричал петух. Сказительница былин закрыла глаза навеки.
Русский Север — это был последний дом, последнее жилище былины. С уходом Кривополеновой совершился закат былины и на Севере.
И закат этот был великолепен».
Не знаю, что великолепного в закате такого пласта народной культуры, как сказы и былины, но если говорить о Марии Кривополеновой, то судьба заставляет очень ей сострадать. Вышла замуж за нелюбящего ее мужчину, пожила с ним год в нищете, отправилась с ним на заработки, забеременела, он ее заставил в одиночку вернуться домой. Ребенок, по-видимому, умер. Никакие родственники ее не приютили и не помогли. Муж впоследствии то ли был рядом, то ли не был. Всю жизнь женщина скиталась и собирала милостыню. А государственную пенсию получила лишь за три года до смерти. Прожила при этом она не так мало: до 81 года.
Одна отрада — известность, благодарность зрителей, общение с интересными людьми под конец жизни. Хотя, не факт, что всё это ее радовало, учитывая, что она всегда возвращалась в свою деревеньку и странствовала, собирая милостыню. Но скорее всего выступать ей было приятно.
Так описывала манеру ее выступления Ксения Петровна Гемп:
«Все зримо, каждый жест идет в ряд со словом. Голос её поражал глубиной, силой и музыкальностью, было в нем что-то от органа. Это голос большой певицы. Интонации у неё тонкие, иногда только намек, но есть и выразительный акцент, и выдержанная, многозначительная пауза. <…> При выступлениях поддерживала связь со слушателями, рукой им помахивала, широко улыбалась, нет-нет и какое-то словечко бросит мимоходом. Память у неё была удивительная. Обычно стародавнее, то есть былины и исторические песни, она пропевала, сохраняя всегда один текст, дословно, как запоминала „с давешних пор“».
Для примера, покажу небольшой отрывок сказа Кривополеновой:
В солнце знаменье страшное,
В полночь звёзды хвостатые,
Пред зарями земля тряслась,
Шла Орда на святую Русь.
На Руси петухи поют,
Не спит Рязань полуночная,
По стенам не спят караульщики,
По угольным башням дозорщики…
И напоследок процитирую интересное свидетельство о Марии Кривополеновой и Озаровской, которое я встретила в дневнике Пинежской экспедиции ГИИИ 1927 (Колпакова Н.П. "У золотых родников. Записки фольклориста". Л.: Наука, 1975г. - 200 с.):
Ночью в Карпову Гору на пароходе прибыла из города Пинеги О.Э. Озаровская. Конь привёз её к нам в Марьину Гору, но она осталась нами недовольна. Она хотела, во-первых, устроить среди нас подписку на надгробную плиту Кривополеновой, во-вторых, организовать среди местных жителей какой-то вечер со своим выступлением, и, в-третьих, получить от меня все материалы по свадьбе в Сурском районе, чтобы самой так далеко не ездить. Ни один из этих планов не удался. Она, видимо, обиделась, влезла на телегу, надела на голову накомарник и уехала в Шотову Гору.
Понравилась статья? Поддержите нас
С вашей помощью нам будет легче готовиться к новым походам, продолжать наши исследования, и дальше публиковать уникальную информацию об Арктике.
