Вездеход ГТС, мелко дрожа и плавно покачиваясь, шел по утренней ярко освещенной тундре, выползая на гребень очередной сопки. Сидя верхом на нем, за кабиной, рядом со вторым вездеходчиком, я курил и, глядя по сторонам, думал, что, пожалуй, если бы не холодный ветер и расстилающееся неподалеку море, то можно было бы подумать, что мы находимся где-то в среднеазиатской степи. Машина резко качнулась, переваливаясь через очередной ручей, и я покрепче уперся ногами в кабину, чтобы не дай Бог не свалиться от толчка.

Вот ведь красота какая! Распогодилось совсем, да и ветер зашел на север. Едешь, любуешься себе. Радиатор рядом, хорошо, греет. Чум-то уже далеко-о, а море, вон, все ближе — вчера еле тащились тут пешком, а теперь — раз, и почти на месте. Сапог-то, гляди, совсем дырявый, — я пошевелил пальцами правой ноги, глядя как расползается большая прорезанная дыра на самом неремонтопригодном месте моего болотника.

Стадо оленей и оленевод в Бельковской губе

Через заднее окошечко кабины на меня оглянулась Наташка и улыбнулась мне, я улыбнулся в ответ. Да, яркая картина. Не менее ярким было вчерашнее катание с дедом на его оленьей упряжке по ночной тундре в кромешной темноте. Бодрый дед, глава семейства, повез меня на кораль, договариваться с вездеходчиками, — я щелбаном выкинул бычок, — да, так подумаешь, везде одна сплошная яркость.

Тем временем триангопункт, служивший нам ориентиром, становился все ближе и ближе. Вот еще несколько минут, и мы достигнем цели нашей утренней покатушки. Вездеходчик, сидевший на броне рядом со мной, свесился вперед через кабину и махнул рукой вправо, показывая водителю, что здесь надо свернуть. Ну вот и ручей, а вон и палатка. Надо же, стоит до сих пор. Вот и мачта торчит на пляже. Слава тебе, Господи! Приехали. Машина плавно провалилась куда-то вниз, съезжая на галечный пляж, мы подкатили поближе к нашей лодке и остановились. Я спрыгнул на землю.

По прогнозам различных особо компетентных советчиков мы вообще не должны были тут оказаться. Но, тем не менее, вот оно море, шумит волнами на камнях Югорского полуострова, а байдарка, как ни в чем не бывало, стоит на пляже. Вся уже побитая, грязная, но вполне боеспособная и лишенная каких-либо повреждений. Теперь-то мы знаем все сами, без подсказчиков и советчиков. Хотя, признаться честно, поначалу дурные напутствия держали нас в напряжении. Ни одно из них не сбылось, слава тебе Боже. А теперь, когда от нас уже почти ничего не зависит, осталось только два последних рывка: до поселка, потом — до Воркуты. Разрули, Господи!

Чтобы не задерживать вездеход и работу «колхоза», все надо было сделать очень быстро. Наташка побежала собирать вещи, лежащие в перекошенной, полностью пришедшей в негодность за два месяца эксплуатации палатке, а я кинулся разбирать байдарку. Вездеходчики, увидав такое диковинное судно, рассматривали лодку и пытались мне помогать. Очень скоро мы собрались, и, с первого раза даже ничего не забыв, побросали весь свой скарб в кунг вездехода. Я напоследок взглянул на море. Эх, совсем успокоилось! Да и ветер ушел на север — вообще попутный теперь. Сейчас бы идти да идти, к завтрашнему вечеру у реки были бы. Но раз Господь послал нам вездеход, значит так оно правильнее. Кто его знает, что будет завтра, или, может быть, даже сегодня вечером.

Водитель залез в кабину на свое место, а второй вездеходчик, взобравшись на вездеход верхом, открыв один из люков моторного отделения, запустил руки в недра машины, что-то там пошевелил и крикнул: «Давай!», — а мне пояснил: «релюшка там у нас, того». Водила нажал кнопку стартера, и гусеничная машина со свистом взревела мотором, изрыгнув облако черного солярного дыма. Наташка нырнула в кабину, а я взобрался наверх. Ну вот и все.